Великомученица Екатерина Александрийская († ок. 305) – одна из самых почитаемых святых в христианском мире. Родилась в Александрии Египетской и принадлежала к царскому роду.
Девушка отличалась редкой красотой и способностями к наукам: к 18 годам изучила риторику, философию, медицину, прочитала творения всех известных античных поэтов и историков и знала несколько иностранных языков.
Согласно преданию, родственники принуждали Екатерину к замужеству, чтобы у нее была возможность передать по наследству царский титул и огромное состояние. Святая поставила условие: ее жених должен быть равен ей по знатности происхождения, богатству, красоте, образованности и мудрости. Тогда мать Екатерины, тайная христианка, отвела ее к некоему подвижнику, который поведал, что знает Человека, не просто равного, а превосходящего девушку по всем четырем критериям. Когда Екатерина просила назвать Его имя, думая, что речь идет о каком-то земном правителе, старец подарил ей икону Пресвятой Богородицы с Младенцем и велел молиться перед ней.
Ночью во время молитвы Екатерине явилась Дева Мария с Младенцем на руках и в окружении ангелов. Младенец отвернулся и не хотел даже взглянуть на девушку, но сказал, что, если дева хочет увидеть своего Жениха, она должна принять наставления старца, давшего икону. Чудный сон глубоко поразил девушку. Как только настало утро, Екатерина отправилась к подвижнику, припала к его ногам и просила у него совета. Старец научил ее христианской вере и крестил.           После Крещения божественный свет проник в нее и наполнил ее великой радостью.
Когда Екатерина с обновленной душой возвратилась домой, она долго молилась, благодаря Бога за оказанную ей милость. Заснув во время молитвы, она снова увидела во сне Богородицу с Младенцем, Который надел ей на палец обручальный перстень.
С тех пор Екатерина стала кроткой, скромной и милостивой до мученической ончины     проводила все время в молитвах и благочестивых занятиях. В 305 году император Максимин разослал приказ всем жителям окрестных земель собраться в Александрии для жертвоприношения языческим богам. В город стали стекаться люди, которые вели быков или несли птиц для жертвоприношений.
Екатерина, увидев бесчинства, происходящие на празднестве, пришла во дворец,
чтобы убедить императора в ложности языческой веры. Царь был поражен ее красотой
и, будучи сам не готовым к спору с ученой девой, созвал 50 искуснейших мудрецов-
риторов, чтобы те убедили ее отречься от христианства.
Перед диспутом, на который собралось множество народа, Екатерине явился архангел
Михаил, ободривший святую. В долгом споре дева сумела победить риторов, доказав
им ничтожество языческих богов. Когда разгневанный император потребовал опровергнуть доводы святой, все философы ответили, что не имеют аргументов против истины. После поражения в споре риторы были приговорены императором к сожжению на костре. Перед казнью они приняли христианство. Их останки были найдены нетронутыми огнем, при виде этого чуда многие уверовали во Христа.
Вскоре Екатерина снова предстала перед императором и, отказавшись принести жертву языческим богам, была взята под стражу и осуждена на пытки. Императрица Августа, жена Максимина, узнав о мудрости и добродетелях Екатерины, пожелала взглянуть на нее. Вместе с военачальником Порфирием и отрядом из 200 солдат императрица ночью пришла к темнице,   где находилась дева. Побеседовав с ней при    свете сияния, исходящего от лица святой, они   тоже уверовали во Христа.
Девушка пробыла в заточении 12 дней. Все это время голубь приносил ей пищу, на
12-й день явился Сам Христос в окружении ангелов.
Видя тщетность попыток убедить святую отречься от веры, Максимин по совету придворного приказал построить необычное орудие пыток, состоящее из четырех колес с острыми гвоздями. Но когда через три дня орудие было готово, и Екатерина привязали к колесу,   чтобы    начать   пытку, механизм чудесным образом разрушился, а колеса раскатились   во      все      стороны, покалечив многих из собравшихся посмотреть на казнь. Некоторые из присутствовавших при этом чуде уверовали во Христа.
Разгневанный император приказал предать Екатерину жестоким истязаниям. Императрица Августа пыталась вступиться за святую и образумить мужа, но император приказал пытать и       ее, а потом казнить. В тот же день казнили и военачальника Порфирия с отрядом.
На другой день Максимин в последний раз призвал Екатерину и предложил ей стать
его женой, обещая ей все блага мира. Но святая Екатерина и слушать об этом не хотела. Видя бесполезность всех своих усилий, царь велел предать ее смерти.
Екатерину приговорили к усечению мечом и казнили на следующий день. Многочисленная толпа скорбящих сопровождала ее на место казни. Святая, видя стольких сопереживающих ей людей, обратилась к Господу с молитвой, чтобы тело ее не осталось на земле и чтобы всем, кто будет помнить и почитать ее, были дарованы земные блага, прощение грехов и упокоение после кончины. Когда Екатерине отрубили голову, из раны вместо крови потекло молоко. Спустившиеся с неба четыре ангела перенесли ее тело на гору, соседнюю с горой Синай.
Мощи святой были обретены около 800 года и перенесены в Синайскую обитель, которая на протяжении многих столетий являлась главным центром распространения
почитания этой святой по всему христианскому миру

   Великий князь Александр Ярославич Невский — самый известный святой из немалогочисла прославленных воинов Руси.
Почитание его как святого возникло сразу после его смерти и было сохранено русским народом на протяжении всей истории — вплоть до времен новейших. Имя благоверного князя Александра Невского стало синонимом высокого патриотического служения, укорененного в стремлении исполнить правду Божию. Вот слова нашего знаменитого историка С. М. Соловьева: «Соблюдение Русской земли от беды на востоке, знаменитые подвиги за веру и землю на западе доставили Александру славную память на Руси и сделали его самым видным историческим лицом в древней истории…»
Александр Невский родился приблизительно в 1220 году в Переяславле.        Его отец, князь Ярослав Всеволодович (во святом крещении Феодор), был в то время Переяславским
князем. В юности Александр вместе со старшим   братом  Федором  был  наместником  отца
в Новгороде, а после того, как отец получил великое княжение в Киеве, княжил в Новгороде (фактически с 1236 по 1252 годы).
Правление князя Александра выпало на чрезвычайно трудное время: враги нападали на
Русь одновременно с разных сторон: с востока — татаро-монголы, с      запада — латиняне.
Богатый Новгород от татар откупился, а от Литовского   государства и  шведов откупиться
не получилось. Шведы двинулись в поход против   Новгорода в 1240 году; они собирались
основать новую крепость и отсечь город от   Карелии,  т.е. лишить Новгород почти пятой
части принадлежащей ему территории (позднее — Вотская пятина).
Князь Александр, услышав о   приближении шведских войск к Новгороду «разгорелся
сердцем, и вошел в   церковь святой Софии, и,    упав на колени   пред алтарем,    начал
молиться со слезами: „Боже славный, праведный, боже великий, сильный, боже превечный, сотворивший небо и землю и установивший пределы народам, ты повелел жить, не преступая чужих границ“. И, припомнив слова пророка, сказал: „Суди, Господи, обидящих  меня     и    огради от борющихся со мною, возьми оружие и щит  и встань на помощь мне“. И, окончив молитву, он встал, поклонился архиепископу.    Архиепископ же был тогда  Спиридон,    он благословил его и отпустил» (Повесть о житии Александра Ярославича Невского).
Разгром шведов на Неве 15 июля 1240 года стал первой блистательной победой князя
Александра; с этого времени его стали называть Невским. По свидетельству жития,
именно перед этой   битвой князь   обратился к войску со    словами: «Не в силе Бог, а в
правде». Александр сумел отвоевать старинную русскую крепость Копорье, освободил
Псков, а в 1242 году разбил на льду Чудского озера войска Ливонского ордена. После              смерти отца в 1247 году князь Александр вместе с младшим братом Андреем отправился     в Золотую Орду к хану Батыю, а затем — в Монголию, в ставку великих ханов Каракорум.     Домой он вернулся только через два года. Его брат Андрей стал владимирским князем, а Александр, получив ярлык на киевское княжение, остался в Новгороде.
Князь Александр видел, что справиться своими силами одновременно со всеми врагами
невозможно, и проявил лояльность в отношении Золотой Орды.    Главной   своей задачей
он видел оборону западных рубежей. Брат его Андрей княжил во Владимире   и заручился
помощью Запада в борьбе с татарами, но   платой за эту помощь было  принятие унии.    В
1251 году к Александру Невскому в  Новгород приехали   два кардинала   с буллой     папы
Иннокентия IV. По рассказу л етописца, Александр   в  своем ответе  папскому посольству
изложил всю историю Руси и в заключение сказал: «си вся съведаем добре, а от вас  учения          не приимаем». При поддержке татар Александр Невский овладел Владимиром,
посадил на княжение в Новгороде своего сына Василия. Князь Андрей, сторонник унии,
бежал в Швецию.
В 1262 году Александр заключил с литовским князем Миндовгом союзный договор против Ливонского ордена и  отправился в  Золотую Орду: в  ходе антиордынского   восстания    во Владимире, Суздале, Ростове, Переяславле,  Ярославле и других городах были  перебиты     татарские откупщики дани, а сарайский хан Берке потребовал произвести военный набор      среди жителей Руси, поскольку  в озникла угроза его владениям со стороны иранского      правителя. Александр Невский отправился в Орду, чтобы попытаться отговорить хана от этого требования. Пробыв там целый год и успокоив хана Берке, на обратном пути князь скончался,   это случилось 23 ноября (6 декабря по новому стилю).
Перед смертью он был пострижен в схиму с именем Алексий. Тело князя погребли в 1263 году   в Рождественском монастыре Владимира. Митрополит Кирилл возвестил народу«Чада моя милая, разумейте, яко заиде солнце Русской земли», и все с плачем воскликнули: «уже погибаем».
В 1380 году произошло обретение нетленных мощей св. Александра Невского.
В 1491 году во Владимире полыхал страшный пожар, незадолго до во Владимире   о его смерти словами: которого горожане
видели над Рождественским монастырем святого Александра на коне. Во время пожара
мощи и пелена, лежащая на гробе святого, уцелели.
Общецерковное прославление в лике святых благоверного князя Александра Невского
состоялось на Соборе 1547 года. К этому событию была написана служба и «Слово похвальное Александру». Автор «Слова» записал происходившие от мощей чудеса, которые были засвидетельствованы монахами Рождественского монастыря.
4 июля 1723 года, вскоре после окончания Северной войны, Петр I повелел перенести
мощи блгв. кн. Александра Невского из Владимира в Санкт-Петербург, чтобы таким образом освятить новую столицу, новую обитель (Александро-Невский монастырь) и заключение Ништадтского мира.
Торжественная встреча мощей великого князя произошла 30 августа (12 сентября по нов.
ст.) 1724 года в Усть-Ижоре, близ места Невской битвы. В этот же день был освящен во имя Александра Невского верхний храм церкви Благовещения Пресвятой Богородицы Александро-Невского монастыря и здесь установлена рака с мощами.

С ЦАРЁМ – ДО КОНЦА.  СВЯТОЙ ЕВГЕНИЙ (БОТКИН), ВРАЧ, СТРАСТОТЕРПЕЦ ДЕНЬ ПАМЯТИ — 17 ИЮЛЯ (ПО НОВ. СТ.)

«Когда вы входите в палату, вас встречает радостное и приветливое настроение – драгоценное и сильное лекарство, которым вы нередко гораздо больше поможете, чем микстурами и порошками… Только сердце для этого нужно, только искреннее сердечное участие к больному человеку. Так не скупитесь же, приучайтесь широкой рукой давать его тому, кому оно нужно. Так пойдем с любовью к больному человеку, чтобы вместе учиться, как ему быть полезным». Это слова из лекции, которую доктор Боткин читал в Императорской военно-медицинской академии. Он учил студентов «неизмеримо сердечному отношению» к своим пациентам. И сам пронес это учение по жизни – до самой мученической кончины. В роду Боткиных было много творческих личностей – врачей, художников, писателей. Сам Евгений Боткин, получив серьезное музыкальное образование, всё же пошел по стопам своего отца, знаменитого лейбмедика Сергея Боткина, придворного медика императоров Александра II и Александра III. Евгений окончил Императорскую военно-медицинскую академию. Слава отца, всемирно известного медика и ученого, открывала ему все двери: он мог сразу найти место с самым высоким жалованьем. Однако Евгений не желал пользоваться именем отца. Он решил начать свою практическую деятельность в Санкт-Петербургской Мариинской больнице для бедных, учрежденной императрицей Марией Феодоровной. Жалованье там было маленькое. Однако эта больница была одной из лучших клиник Петербурга – ее называли «лечебным заведением, близким к совершенству», а потому многие молодые врачи (студенты и выпускники) Военно-медицинской академии выбирали ее для себя в качестве практической школы. Через год он уехал за границу с научными целями, учился у ведущих европейский ученых, знакомился с устройством берлинских больниц. В мае 1892 г. Евгений Сергеевич стал врачом Придворной Капеллы, а с января 1894 г. вернулся в Мариинскую больницу. Вместе с тем он продолжил научную деятельность: занимался иммунологией, изучал сущность процесса лейкоцитоза и защитные свойства форменных элементов крови.

В 1893 году он блестяще защитил диссертацию. Официальным оппонентом на защите был физиолог и первый нобелевский лауреат Иван Павлов. На фронте В 1904 году началась русско-японская война. Евгений Сергеевич, оставив жену и четверых маленьких детей (старшему было в то время десять лет, младшему – четыре года), добровольцем отправился на Дальний Восток. Он был вправе не ходить на войну – никто не осудил бы его за это – но, будучи человеком, горячо любящим Россию, доктор Боткин не мог оставаться в стороне, когда речь шла о чести и безопасности Родины. Он стал заведующим медицинской частью Российского общества Красного Креста. Но, несмотря на высокую должность, большую часть времени проводил на фронте. За отличие в работе был награжден многими орденами, в том числе и боевыми офицерскими. В одном из сражений Евгений Сергеевич делал перевязку раненому санитару. Тот мучился не столько от ран, сколько от того, что в разгар боя оставил артиллерийскую батарею без медика. Доктор Боткин взял у него сумку и сам отправился на позиции, где попал под сильный артобстрел японцев. Во время срочных эвакуаций доктор Боткин не уезжал вместе со всеми, но оставался ждать опоздавших раненых. Он встречал их, выносимых товарищами из близкого боя, и отправлял на колесных носилках за отступавшими войсками. Когда однажды раненый солдат, которому доктор делал перевязку, волновался, что может попасть в руки японцев, Евгений Сергеевич сказал, что в таком случае останется вместе с ним. Солдат мгновенно успокоился: с Боткиным не страшно нигде. «Я удручаюсь все более и более ходом нашей войны, и не потому только, что мы столько проигрываем и столько теряем, но едва ли не больше потому, что целая масса наших бед есть только результат отсутствия у людей духовности, чувства долга, что мелкие расчеты становятся выше понятий об Отчизне, выше Бога», – писал Боткин.

АВГУСТЕЙШИЕ ПАЦИЕНТЫ.

Евгений Боткин и император Николай II

После окончания войны он выпустил книгу «Свет и тени Русско-японской войны». Книгу прочла императрица Александра Федоровна и на вопрос, кого бы она хотела видеть на должности придворного врача, ответила: «Боткина. Того, который воевал». И осенью 1908 года семья доктора Боткина переехала в Царское Село, а сам Евгений Сергеевич был назначен почетным лейб-медиком императорской семьи. Боткин был старше своего августейшего пациента – Николая II – на три года. В обязанность лейб-медика входило лечение всех членов царской фамилии, что он тщательно и скрупулезно выполнял.

Великие княжны Мария и Анастасия, и Евгений Сергеевич Боткин

Приходилось обследовать и лечить императора, обладавшего крепким здоровьем, великих княжон, болевших разными детскими инфекциями. Но главным объектом усилий Евгения Сергеевича был цесаревич Алексей, болевший гемофилией. Бывало, дни и ночи он проводил у постели мальчика – лечил, подбадривал, беседовал с ним. Алеша очень полюбил своего доктора и писал ему в письмах: «Я вас люблю всем своим маленьким сердцем». В 1910 году от Боткина ушла жена, и с тех пор он целиком посвятил себя царской семье, к которой привязался всей душой. Когда в 1917 году дети государя один за другим заболели корью, доктор вместе с Александрой Федоровной сутками не отходил от их постелей. А потом проявил еще один свой талант: стал заниматься с цесаревичем русской литературой и сумел очаровать Алешу лирикой Лермонтова. Обоим эти занятия доставляли невероятное удовольствие.

ССЫЛКА.

В силу своей должности доктор Боткин был свидетелем повседневной жизни Царской семьи, скрытой от посторонних глаз. Он видел их переживания, страдания во время болезней, для него это были люди с их радостями и горем, с их достоинствами и недостатками. Как врач и как деликатный человек, Евгений Сергеевич никогда в частных беседах не касался вопросов здоровья своих высочайших пациентов. Современники с уважением отмечали, что «никому из свиты не удалось узнать от него, чем больна государыня и какому лечению следуют царица и наследник». Об этом не знали не только придворные – не знали даже самые близкие доктору люди. Когда для императорской семьи наступило время испытаний, доктор Боткин решил разделить с ней её участь. Вместе с ней он отправился в ссылку – сначала в Тобольск, а затем и в Екатеринбург. В Тобольске Боткин жил отдельно от остальных, не на правах узника: квартира, в которой поселили его с детьми, никогда не подвергалась досмотру. Сам он мог свободно передвигаться по городу, и любой желающий мог записаться к нему на приём. «Крестьянские пациенты, – вспоминал он, – постоянно пытались платить, но я, разумеется, никогда ничего с них не брал. Тогда они, пока я был занят в избе с больным, спешили платить моему извозчику. Это удивительное внимание, к которому мы в больших городах совершенно не привыкли, бывало иногда в высокой степени уместным, так как в иные периоды я не в состоянии был навещать больных вследствие отсутствия денег и быстро возрастающей дороговизны извозчиков. Поэтому в наших обоюдных интересах я широко пользовался другим местным обычаем —и просил тех, у кого есть, пусть присылают за мной лошадь. Таким образом, улицы Тобольска видели меня едущим и в широких архиерейских санях, и на прекрасных купеческих рысаках, но еще чаще потонувшим в сене на самых обыкновенных розвальнях».

«ОН СПАСЕТ  И  МОИХ  ДЕТЕЙ И САМ БУДЕТ ИМ  ОТЦОМ…»

22 апреля 1918 года в Тобольск прибыл чрезвычайный комиссар ВЦИК В.В. Яковлев, который сообщил о том, что должен увезти Царскую семью. Но поскольку незадолго до этого царевич упал, и у него началось внутреннее кровотечение, ехать он не мог. Александре Феодоровне пришлось выбирать – ехать с супругом или оставаться возле больного сына. После мучительного раздумья она решила сопровождать Императора: «[Ему] я могу быть нужнее, и слишком рискованно не знать, где и куда (мы представляли себе Москву)». Доктор Боткин поехал с ними. Он отправился в Екатеринбург, вручив судьбу своих детей в руки Божии: «Я не поколебался покинуть своих детей круглыми сиротами, чтобы исполнить свой врачебный долг до конца, как Авраам не поколебался по требованию Бога принести Ему в жертву своего единственного сына. И я твердо верю, что так же, как Бог спас тогда Исаака, Он спасет теперь и моих детей и Сам будет им Отцом». Доктор, еще задолго до отъезда, сделал для своих детей всё, что от него зависело: он написал письмо поручику Константину Мельнику, которого лечил в Царскосельском госпитале, и попросил его приехать в город Тобольск для того чтобы спасти дочь и сына. А дочери Татьяне он благословил выйти за Константина замуж. Мельник пересек всю Россию, от Украины до Сибири, пряча в кармане свои офицерские погоны, чтобы сдержать данное доктору Боткину слово. Поздней весной 1918 года он добрался до Тобольска, через некоторое время состоялась его свадьба с Татьяной. В семье Мельник-Боткиных долгое время хранились письма Евгения Сергеевича, которые он писал Константину еще до своего ареста, на протяжении трёх лет. Внучка Татьяны Боткиной, Катерина МельникДюамель, рассказывала впоследствии об их содержании: «Никогда в жизни мне не доводилось слышать таких трогательных и таких возвышенных писем. В них, наряду с простыми жизненными принципами, были размышления о грехе, о Божественном сострадании, о том, как тяжело жить достойной жизнью, когда на тебя обращен Божий взгляд. В них было сосредоточено все учение о жизни, посвященной самоотверженности и храбрости». Верность до смерти В доме Ипатьева Боткин делал все, чтобы облегчить участь императорской семьи. Он добровольно взял на себя роль ходатая по всем, даже незначительным вопросам, став посредником между узниками и комендантом «дома особого назначения», будущим непосредственным  руководителем расстрела царской семьи Яковом Юровским: просил вывести семью на прогулку, позвать священника, «часики подчинить»… Иоганн Мейер, австрийский солдат, попавший в русский плен в годы Первой мировой войны и перешедший на сторону большевиков в Екатеринбурге, написал воспоминания «Как погибла царская семья». В книге он сообщает о сделанном большевиками предложении доктору Боткину оставить царскую семью и выбрать себе место работы, например, где-нибудь в московской клинике. Таким образом, один из всех заключенных дома особого назначения точно знал о скорой казни. Знал и, имея возможность выбора, предпочел спасению верность присяге, данной когда-то царю. Вот как это описывает Мейер: «Видите ли, я дал царю честное слово оставаться при нём до тех пор, пока он жив. Для человека моего положения невозможно не сдержать такого слова. Я также не могу оставить наследника одного. Как могу я это совместить со своей совестью? Вы все должны это понять». Последний в своей жизни день рождения доктор встретил в доме Ипатьева: 27 мая ему исполнилось 53 года. Вскоре он написал из заточения своему младшему брату: «Бог помог мне оказаться полезным… Обращались ко мне всё больше хронические больные, уже лечившиеся и перелечившиеся, иногда, конечно, и совсем безнадежные. К кому только меня не звали, кроме больных по моей специальности?! К сумасшедшим, просили лечить от запоя, возили в тюрьму пользовать клептомана… Я никому не отказывал, если только просившие не хотели принять в соображение, что та или другая болезнь совершенно выходит за пределы моих знаний…» В ночь с 16 на 17 июля 1918 года доктор Боткин, вместе с Царской семьей, мученически погиб в подвале дома Ипатьева.

В 2000 году Русская православная церковь канонизировала императора и его семью. А спустя 16 лет был канонизирован и доктор Евгений Боткин. Церковь вспоминает и его как праведного страстотерпца. «Верою, верностью, трудом» – такие слова выбрал Евгений Сергеевич Боткин для девиза на своем гербе, когда получил титул потомственного дворянина. В них словно сконцентрировались все жизненные идеалы и устремления доктора Боткина: глубокое внутреннее благочестие, жертвенное служение ближнему, непоколебимая преданность Царской семье и верность Богу, и Его заповедям во всех жизненных обстоятельствах, верность до конца.

Такую верность Господь приемлет как чистую жертву и дает за нее высшую, небесную награду: Будь верен до смерти, и дам тебе венец жизни (Откр. 2, 10). P.S. Храм во имя св. мчн. Евгения (Боткина) находится в Москве в 57-й больнице. Источники:1) https://foma.ru/evgeniy-botkin-serdtse-dok

Ко дню канонизации Всероссийского Батюшки мы хотим рассказать о выдающемся архипастыре XX века митрополите Вениамине (Федченкове) и опубликовать его воспоминания воспоминания о духовном состоянии общества того времени и личных встречах со святым праведным Иоанном Кронштадтским.

Митрополит Вениамин (Федченков) — православный христианин и архипастырь, был верным сыном Православной Церкви, с малых лет воспитанный в духе глубокой церковности, как монах, он отличался искренней любовью к Божией Матери, Заступнице рода христианского, и к святым угодникам Божиим. Эта любовь проявлялась в литургическом служении и в молитве и на литературной ниве.

Среди обширного литературного наследия владыки, особое место занимают жития святых и воспоминания о личных встречах с выдающимися людьми своего времени. На протяжении своей долгой жизни он встречался со многими православными подвижниками. Несколькораз он ездил к в Кронштадт к протоиерею Иоанну ( Сергиеву), лично общался с ним и после принятия священного сана сослужил ему за Литургией.

Митрополит Вениамин, не обделенный литературным талантом, считал своим долгом описать эти встречи, понимая, насколько важно в наше непростое время оскудения веры, запечатлеть образ «живого святого». В своих трудах владыка будучи искренне верующим христианином прекрасно осознает, о ком он хочет рассказать, и пишет он так по детски просто, правдиво, благоговейно и непредвзято, что ощущение святости собеседников передается и нам читателям XXI века. В данной публикации мы расскажем о личных впечатлениях митрополита Вениамина сложившихся при общении с протоиереем Иоанном Ильичем Сергиевым, ныне прославленном как святой праведный Иоанн Кронштадтский. Жизнеописание святого праведного Иоанна Кронштадтского было написано владыкой Вениамином в 40 годы прошлого века в Америке. Оно должно было войти в его книгу «Божьи люди». Впоследствии глава «Отец Иоанн» вошла и в большую работу митрополита Вениамина, включающую в себя не только жизнеописание праведника, но также воспоминания о нем, разбор его «Дневника», свидетельства о чудесах и другие ценные материалы.

Благоговение перед Кронштадтском Пастырем, в то время еще не прославленным в лике святых, владыка Вениамин выражает такими словами: «Приступать к воспоминаниям о приснопамятном отце Иоанне мне всегда бывает особенно трудно, слишком он был высок, а я – грешный. И лишь ради пользы других принимаюсь за описание моих личных впечатлений о нем». Приведем в сокращенном виде слова владыки, описывающие не только его первую встречу с отцом Иоанном, но и духовное состояние Российского общества того времени: «Вероятно, уже во второй, а не в первый год моего студенчества (то есть в 1904 году) мне удалось поехать к батюшке. Почему же не в первый? – естественно спросит читатель. Да, стоит спросить об этом. Объясняется это общим духовным, точнее, недуховным состоянием России. Теперь, после потрясений революции, принято у многих хвалить прошлое. Да, было много прекрасного. Но вот беда: мы сами не хотели замечать его. Так было и с отцом Иоанном. По всему миру славилось имя его. И мы, студенты, знали об этом. А теперь мы и живем рядом с Кронштадтом: через час–два можно было быть в гостях у отца Иоанна … Но у нас, студентов, и мысли не было об этом. Что за загадка? Нужно сознаться, что внешность религиозная у нас продолжала быть еще блестящей, но дух очень ослабел. И «духовные» сделались мирскими. Чем, например, интересовались сначала мы, новые студенты? Неделями ходили по музеям, забирались под самый верх купола «Исаакия», посещали театры, заводили знакомства с семейными домами, где умеющие танцевали. Лекциями интересовались очень мало: ходили лишь по 2–3 «дежурных» для записи за профессорами и чтобы не было полной пустоты в аудиториях. Службы тоже посещали по желанию… А общестуденческая жизнь шла мимо религиозных интересов. Но гораздо опаснее был внутренний враг: религиозное равнодушие. Большинство из нас учились не для священства, а чтобы получить места преподавателей, иногда – чиновников, и лишь 10 процентов шли в пастырство, то есть на 50 — 60 человек курса каких–то 5–6 человек. При таком равнодушии вообще, к пастырству в частности, должно быть понятным и равнодушие студентов к всероссийскому светильнику, отцу Иоанну. А тут еще подошли революционные времена: студенты интересовались политикой, забастовками….И даже профессора, более ответственные люди, чем мы, молодежь, ничуть не интересовались отцом Кронштадтским. Была некоторая часть столичного духовенства, которая вместе с паствами своими почитала отца Иоанна. Еще более почитало его духовенство в провинции.

Но самым главным почитателем – как всегда – был наш простой народ. Не обращая никакого внимания на высших, он тысячами и за тысячи верст и шел, и ехал, и плыл в Кронштадт. К тому времени уже вполне определилось разделение между народом и интеллигенцией, а отчасти – и духовенством, которое скорее можно было отнести к интеллигенции, чем к простонародью… А мы, студенты и профессора, не интересовались. Боже, как горько! Как стыдно теперь! И сейчас вот плачется от нашей нищеты и от окамененного нечувствия. Нет, далеко не все было благополучно и в Церкви. Мы становились теми, о коих сказано в Апокалипсисе: так как ты ни холоден, ни горяч, то изблюю тебя из уст Моих ( Откр. 3:15–16)… Пришли скоро времена, и мы, многие, были изблеваны даже из Родины… Не ценили мы святынь ее. Что посеяли, то и пожали. Вот почему и я не на первый год поехал в Кронштадт, а уже на второй, вместе с двумя другими товарищами, младшими по курсу». Утром нужно было вставать рано, чтобы в 4 часа уже быть в храме. Нас провели в алтарь собора. Андреевский собор вмещал, вероятно, 5000 человек. И он уже был полон. В алтаре, кроме нас, было еще несколько человек духовных и несколько светских лиц….

А скоро через узкую правую боковую дверь алтаря вошел и батюшка в меховой шубе – дар почитателей. Отдавши ее на руки одному из сторожей, он, ни на кого не глядя, ни с кем не здороваясь, быстро и решительно подошел к престолу и также быстро пал на колени перед ним… Не помню: перекрестился ли он на этот раз? После я заметил, что он не раз падал ниц не крестясь: очевидно, так требовала его пламенная душа. Иногда вместо креста всплескивал руками, а иногда и крестился. Ясно, что для него форма не имела связывающего значения – как и должно быть у людей, горящих духом: не человек для субботы, а суббота для человека, – говорил Господь (Мк. 2:27). Конечно, это право принадлежит не нам, рядовым и слабым людям, а окрепшим в благодати Божией; поэтому никому нельзя искусственно подражать таким великанам ….И отцу Иоанну – при его горящей энергии, гремящей вере; при тысячах людей, жаждущих его дерзновенной молитвы; при сознании им нужд, горя, скорбей, грехов этих простых чад Божиих; даже при огромности самого храма, требующего сильного голоса, – отцу Иоанну нельзя было молиться так, как мы молимся. И он молился чрезвычайно громко, а главное: дерзновенно.

Он беседовал с Господом, Божией Матерью и святыми, беседовал со смелостью отца, просившего за детей, просил с несомненной верой в то, что Бог не только всемогущ, но без меры и милосерд. Бог есть Любовь (1Ин. 4, 8, 16)! А святые богоподобны. Вот почему отец Иоанн взывал к ним с твердым упованием. Как именно, этого на бумаге не передашь.… Да, я никогда в жизни еще не слышал подобной силы молитвы! И у батюшки все это выходило совершенно естественно…. Народ при этих возглашениях крестился. А отец Иоанн взывал и взывал: «Спаси!.. Моли Бога!» Немедленно после утрени начались часы и Божественная литургия. Тысячи просфор вынимались другими священниками в левом приделе. Начинается литургия. Отец Иоанн громогласно, дерзновенно и величественно возглашает славу Царству Троицы: – Благословенно Царство Отца и Сына и Святаго Духа, ныне и присно и во веки веков! … И так вдохновенно шла вся литургия! Даже больше того: чем дальше она шла, тем все больший подъем охватывал отца Иоанна. Даже такие короткие слова, как «Мир всем», произносились им внушительно, отрывисто….При этом лицо его становилось все возбужденнее и розовее; очи светились. Это было не служение, а именно священнодействие, с начала до конца. Но своей вершины это дерзновение, восторг и вдохновение достигали во время пресуществления Святых Даров.

Совершив таинство по чину, он сначала падал ниц перед престолом. А потом брал Святую Чашу и целовал ее; прикладывал к своему челу и снова целовал… Нигде в мире никто так не совершал этого таинства! Но вот приходило время причащать верующих. А их были тысячи… Это было просто физически невозможно для одного лица – ибо заняло бы несколько часов. А ведь у отца Иоанна каждый день был заранее расписан по часам, как в Кронштадте, так и в Санкт–Петербурге. На этот раз лишь немногих причащал он сам…. Батюшка иногда отказывал в Причастии некоторым, попавшим и в оградку. Помню, как он одной женщине почему–то резко сказал: — Отойди! Недостойна! Ее отвели и выпустили за ограду, подошли другие. Чем это объясняется, для меня тайна; но нужно думать, что его прозорливому взору было видно, почему ее не следовало допускать до Причащения. Затем он быстро кончил на этот раз причащение и унес Святые Дары в алтарь, где потом сам и потреблял часть их. Кончив литургию, он никого уже не подпускал к целованию креста – как это делается обыкновенно…

Быстро разоблачился, оделся, благословил нас. Некоторые в алтаре спрашивали его о чем–то, он кратко тут же отвечал. И через ту же правую дверь алтаря вышел в сад, окруженный высокой оградой. Батюшка не мог ни войти, ни выйти через храм, как это делаем мы все – и священники, и архиереи. Нам это можно, а ему было нельзя. Народ тогда бросился бы к нему массою и в порыве мог затоптать его. Мне пришлось слышать о давно прошедшем подобном случае, как толпа сбила его с ног, разорвала в клочки «На благословение» его рясу и едва оставила его живым.

В своих воспоминаниях владыка Вениамин рассказывает как проходила общая исповедь: «Перед Причащением отец Иоанн вышел через Царские врата на амвон и сказал приблизительно следующую проповедь. Привожу ее в извлечении». «Во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь! – с силой начал он. – Царь и псалмопевец Давид сказал: Бог с небесе приниче на сыны человеческия, видети, аще естъ разумеваяй или взыскаяй Бога? Веи уклонишася, вкупе непотребни быша: несть творяй благое, нестъ до единаго» (Пс. 52:3–4). По–русски: «Господь посмотрел с Неба… Батюшка перевел псалом на русский язык. Затем обратился ко всем с указанием, что и в наше время все уклонились в грехи. И он начал перечислять их. В храме стали раздаваться всхлипывания, рыдания, потом восклицания: – Батюшка! Помолись за нас! Тогда батюшка на весь храм воскликнул: – Кайтесь! В храме поднялся всеобщий вопль покаяния: каждый вслух кричал о своих грехах; никто не думал о своем соседе; все смотрели только на батюшку и в свою душу. И плакали, и кричали, и рыдали… Так продолжалось не одну минуту. Затем отец Иоанн дал рукою знак, чтобы верующие стихли. Довольно скоро шум утих. И батюшка продолжал свою проповедь: «Видите, как мы все грешны. Но Отец наш Небесный не хочет погибели чад Своих. И ради нашего спасения Он не пожалел Сына Своего Единородного, послал Его в мир для нашего искупления, чтобы ради Него простить все наши грехи. И не только – простить нас, но даже позвать нас на Свой Божественный пир! Для этого Он даровал нам великое чудо, даровал нам в пищу и питие Святое Тело и Святую Кровь Самого Сына Своего, Господа нашего Иисуса Христа. Этот чудесный пир совершается на каждой литургии, по слову Самого Господа: приимите, ядите: сие есть Тело Мое! и: пийте от нея (Чаши) вси: сия есть Кровь Моя (Мф. 26:26, 26:27–28). Как в притче, отец с любовью принимает своего прегрешившего, но покаявшегося блудного сына и устраивает ему богатый пир, радуясь его спасению, – так и ныне Отец Небесный ежедневно и каждому кающемуся учреждает Божественную Трапезу – Святое Причащение. Приходите же с полною верою и надеждою на милосердие нашего Отца, ради ходатайства Сына Его! Приходите и “приступайте со страхом и верою” к Святому Причащению. А теперь все наклоните свои главы, и я как священнослужитель властью Божией, данной нам, прочитаю над вами отпущение грехов». Все в благоговейной тишине склонили головы; и отец Иоанн поднял на воздух над всеми свою епитрахиль и прочитал обычную разрешительную молитву, совершая над всею церковью знамение креста при словах «прощаю и разрешаю… во имя Отца и Сына и Святаго Духа»….

Много лет спустя, уже за границей, мне привелось самому быть участником подобной исповеди. Но должен откровенно сознаться, что она на меня не произвела такого действия, силы и мира, какие почти всегда сопровождают отдельную, личную, тайную, обычную исповедь. А у отца Иоанна была особая сила Божия.

Описывая свои личные впечатления об отце Иоанне Кронштадтском владыка говорит что его всегда удивляла в нем поразительная сила в несении невероятных трудов по пастырству. Ведь только подумать с 3 часов утра и до 11–12 ночи он был занят. Занят с людьми. Мы сами по своему опыту знаем, как нелегко переносить людей вообще. Человек – существо тяжелое! Ибо греховное, изломанное, испорченное. Если уж Сам Господь однажды воскликнул: доколе буду с вами? доколе буду терпеть вас? (Мф. 17:17) – то тем более трудно нам. И мы любим хоть на некоторое время уединиться от людей, «отдохнуть» от них. А отец Иоанн не имел ни уединения, ни отдыха чуть не круглые сутки! Да и с кем (он) бывал? С больными, с несчастными, со страдающими. Это особенно трудно. В Париже, вспоминает митрополит Вениамин, мне пришлось посещать иногда дома для сумасшедших, вмещавшие до пяти тысяч больных. В одном из них главный доктор, сказал мне в кабинете: «Прошу вас: молитесь обо мне! С этими несчастными, мне кажется, я и сам начинаю сходить с ума»! Подумать лишь, какого напряжения вообще, и в особенности – молитвы, требовали люди от отца Иоанна: ведь почти все ждали чуда. Какая же нужна была громадная сила, чтобы переносить все это каждый день, месяцы, годы, почти до 80 лет! Вот что поражает больше всего в отце Иоанне.

Незадолго перед смертью и он заболел. Перед этим (вспоминает владыка) мне удалось еще дважды быть с ним. Один раз, будучи уже иеромонахом, я был приглашен сослужить ему на литургии. Он предстоятельствовал. Я стоял пред престолом с левой стороны. И как только он возгласил с обычною ему силою: «Благословенно Царство Отца и Сына и Святаго Духа», меня, точно молния, пронзило ясное сознание, выразившееся в уме в таких словах: «Боже! Какой он духовный гигант!» И, созерцая это с очевидностью, я в размышлении закрыл уста свои Служебником: «Какой гигант». Вдруг он протягивает ко мне левую руку, отодвигает книгу от уст, говорит властно: « Не думай! Молись». После литургии я спросил его: «Скажите нам что–нибудь во спасение души. Тогда он взял в руки крест, висевший на груди моего товарища, и, смотря на него, стал молиться. Потом начал многократно и долго целовать его; прижимал его к своему лбу, опять целовал. Затем то же самое он делал с моим крестом … Все это творилось молча, несколько минут. Потом он сказал: «Монахи, монахи! Не оглядывайтесь назад! Помните жену Лотову»! Дальше я задал ему такой вопрос: «Батюшка! Скажите, откуда у вас такая горячая вера»? Вера? – переспросил он и на минуту задумался. Потом с твердой ясностью ответил: « Я жил в Церкви»! А что это такое – жили в Церкви, спросил я. Ну, – с некоторым удивлением от моего вопроса продолжал он, – что значит жить в Церкви? Я всегда пребывал в церковной жизни… Служил литургию… Любил читать в храме богослужебные книги, Минеи. Не Четьи–Минеи (жития святых), хотя и те прекрасны! – а богослужебные Минеи, стихиры, каноны … Вот! Я жил в Церкви!

14 июня 2020 года исполнится 30 лет со дня прославления отца Иоанна Сергиева в лике святых. Святость (как писал в своих воспоминаниях митрополит Вениамин, задолго до канонизации) – в нашем обычном понимании это слово имеет чрезвычайно высокий смысл: святой – это уже совершенный, то есть безгрешный человек. И обыкновенно этим именем мы называем прославленных уже Церковью или канонизированных ею в этом качестве «святых» людей. Поэтому к обычным христианам, даже к лучшим из них, мы не прилагаем этого имени, а называем их «благочестивыми» или «богоугодными», в лучшем случае называем «людьми праведной жизни», но даже не «праведниками»: это слово у нас понимается уже почти как и слово «СВЯТОЙ». И такая осторожность в наименованиях похвальна: человек святой или праведный – это люди крайне редкие, исключительные, особенные, выделяющиеся по благочестивой жизни. Вот это подвижничество – когда всматриваешься в жизнь отца Иоанна, – и поражает нас больше всего, значительно более, чем даже чудеса. И в самом деле, чудеса обычно занимают короткое время, а подвиг спасения всю долгую жизнь! Чудеса могут сопровождаться победным восторгом, а внутренняя борьба сопряжена с крестоносными скорбями, мукою и её правильно именуют иногда добровольным мученичеством. А самый результат подвига — приобретение благодати Святого Духа, или святости, – есть величайший дар Божий, конец и цель всей жизни христианской. Наконец, самые чудеса, как много раз говорилось, есть уже плод и знамение святости…. Вот это и мне, недостойному, далось ощутить явственно, когда пришлось служить впервые с отцом Иоанном литургию, еще раз повторю об этом. Когда началась служба, то я, стоя на левой стороне и взглянув на него без всяких помыслов, вдруг узрел его духовную высоту и величие, что сформулировалось у меня в таких словах: «Боже! Какой он гигант духовный»! Почему уж пришло мне это слово «гигант» – не знаю…. Ведь ничего внешнего я не увидел, например, ни света, как это бывает иногда вокруг глав святых, ни благодатного огня, окружающего их, ни иного чего особенного. Но ощущение великого духовного состояния его было явственно. Впрочем, и все другие душевные свойства мы воспринимаем неким внутренним способом, например, добросердечный человек производит на нас отрадное, приятное впечатление, а злой – мучительное. Отец Иоанн произвел впечатление высокой святости и силы.

Вот призыв самого святого праведного Иоанна Кронштадтского к святости, обращенный к нам — христианам XXI века, из его Новогодней проповеди. Отец Иоанн поздравляя с ним всех, не говорит привычные слова о «новом счастье», а наоборот он призывает нас к духовному обновлению, и святости: «Братия и сестры! Если мы не обновились духом, если в нас остаются старые грехи и страсти….то напрасно мы радуемся новому году, год то новый, а мы – все старые грешники. А между тем, характер (основа, дух) христианской веры, характер Нового Завета Христова есть именно обновление душ благодатию Святого Духа… кто во Христе, [тот] новая тварь (2Кор. 5:17), – говорит апостол, – то есть новый человек с новым сердцем, с новым состоянием искупления благодатию Христовою. Мы призваны во святость! Поэтому свято во всем житии и поступать должны». И снова, и снова повторяет нам теми же словами Писания: «Святи будите»! А на этот раз добавляет и другие слова Писания о том же: вы – народ святой, царское (царственное) священство, люди обновления, народ Божий (ер.: 1Пет. 2:9–10). «И (продолжает отец Иоанн), когда мы обновимся через искреннее покаяние и добродетель и сделаемся новою тварью, тогда с радостью поздравлю себя и вас с новым для себя и для вас годом. А теперь еще рано, мне кажется! Да обновит же нас всех Дух Святый, очистив от всякого греха».

Напомним, что в в феврале 2008 года в Белгороде на проспекте Богдана Хмельницкого 167А была заложена деревянная церковь в чесь святого праведного Иоанна Кронштадтского. 18 июня 2009 года архиепископ Иоанн совершил чин освящения новосооруженного храма. В храме находится почитаемая святыня — подрясник святого праведного Иоанна Кронштадтского.